Впереди шел Андреас. Он торил тропу, поэтому был постоянно настороже. Увидев желтую шкуру льва, которого скрывали редкие ветви кустарника, грек проявил чудеса реакции и прыти. Не успел Себальд мигнуть глазом, как Андреас уже находился на скальном уступе высотой в два человеческих роста, который козырьком нависал над тропой; там лев не мог его достать. Как грек это проделал, оставалось загадкой.

Себальд словно почувствовал, что может случиться нечто подобное. Он вооружился копьем, которое до этого тащил Хаго, замыкающий небольшую процессию. Копье было тяжелым – рыцарским, с толстым древком, и мальчику приходилось туго. Но он не роптал; паж должен быть выносливым, если хочет стать оруженосцем, а затем (о, Пресвятая Матерь Богородица, защитница сирот, помоги мне!) и рыцарем.

Массивное копье, которое Себальд из-за неожиданности довольно неуклюже успел выставить вперед, сломалось, словно тонкая сухая ветка. Видимо, его наконечник угодил в какую-то кость, вместо того чтобы пронзить мышцы на груди зверя и достать до сердца.

Прыжок льва был настолько мощным, что опрокинул рыцаря навзничь. Разинутая красная пасть с огромными клыками нависла над Себальдом, и он, недолго думая, вогнал зверю в глотку почти по локоть свою правую руку, на которую была натянута латная чешуйчатая рукавица.

О, этот извечный рыцарский инстинкт практически всегда одеваться как для боя! Несмотря на изрядный вес кольчужной рубашки и жару, выжимающую пот из тела, словно пресс, которым давят виноградные гроздья, Себальд все равно надел защитное облачение. В этом не было чего-то из ряда вон выходящего. В незнакомой местности, где орудуют разбойничьи шайки, в любой момент можно ждать коварной стрелы, вылетевшей из зарослей.

Но латные рукавицы в этой ситуации точно были лишними. Тем не менее рыцарь все равно натянул их на руки – чтобы уберечься от колючего кустарника, произраставшего по обочинам тропы. По крайней мере, так он себя уговаривал, чтобы не выглядеть в своих глазах глупцом.

Лев с огромной силой сдавил руку рыцаря зубами, которые могли запросто перегрызть ногу лошади, но лишь погнул чешуйки. Было больно, но терпимо. Эту рукавицу Себальд в свое время привез из Константинополя, хотя ее изготовили мастера-сарацины, но не для себя, а на продажу ромеям. Она настолько хорошо сидела на руке, что казалась перчаткой, сделанной из тонкой кожи.

И действительно, при изготовлении рукавицы на кожаные полоски нашивали овальные пластинки. Основа, прикрывающая внешнюю сторону ладони, была кованой; к ней полоски и крепились, повторяя расположение пальцев. А с внутренней стороны и впрямь была пришита кожаная перчатка. Получалось, что помимо стальных пластинок пальцы защищала только толстая кожа буйвола, но в бою это было не суть важно, конечно, лишь для мастера боя на мечах, который легко парировал удары, направленные на кисть руки.

Лев царапал когтями кольчугу, пытаясь ее разорвать, но это было не в его силах. А освободиться от латного кляпа в горле он никак не мог. Свирепый львиный рев и фырканье огласили окрестности; перепуганное зверье разбегалось во все стороны. Даже стайки птиц взмыли над тем местом, где происходила схватка человека с хищником.

В какой-то момент Себальд почувствовал неожиданное облегчение, но частичное. Зубы зверя уже не сжимали руку рыцаря, рык льва перешел в хрип, зато тяжелая туша хищника навалилась на распростертого на каменистой земле рыцаря с таким напором, что у того кости затрещали. По крайней мере, так ему показалось.

– Эй ты, трусливый грек! – послышался гневный голос Геррика. – Слазь оттуда, чертова обезьяна! Помоги, дьявол тебе под ребро! Хаго, сюда! Да побыстрее! Брось ты свой арбалет! Уже поздно с ним возиться…

Общими усилиями Геррик, Андреас и Хаго стащили тяжеленную тушу льва с тела Себальда, и рыцарь, невольно охая и ахая от ушибов, с трудом поднялся на ноги. Геррик довел его под руку до скального выступа, и Себальд сел, потому как ноги у него дрожали и подкашивались.

Он посмотрел на льва и видел, что в теле хищника все еще торчит меч Геррика. Удар рыцаря из Вайсенбурга был невероятно точен – клинок пронзил сердце зверя. Не случись такой удачи, лев мог бы много наделать бед. Экземпляр, который лежал на тропе, был поистине выдающимся. Такие огромные львы в королевских лесах не водились.

– Я твой должник, – с теплотой во взгляде сказал Себальд, обращаясь к своему теперь уже точно другу. – И видит Бог, моя благодарность не знает границ. Ты спас меня от верной смерти.

– А, пустяки… – небрежно отмахнулся Геррик, хотя по довольному выражению его лица было видно, что он изрядно польщен. – На моем месте ты поступил бы точно так же.

– Это верно. И все-таки… Твоей рукой, похоже, владел сам святой Георгий. Такой мастерский удар нечасто увидишь.

– И главное – признаюсь – мне никогда не доводилось охотиться на львов! Мой папаша был слишком мелкой сошкой, чтобы его приглашали на королевские охотничьи забавы. А уж я – тем более.

– Зато теперь тебе будет что рассказывать своим детям, – со смехом ответил Себальд и поморщился, схватившись за помятое ребро.

– Точно. Эх, жаль, шкуру нельзя забрать! Вот это был бы трофей…

– Не печалься, я все продумал. Шкура тяжеловата, но ее все равно нужно снять. Повесим шкуру на дерево для просушки, повыше, сделав для этого клетку из лозы, чтобы звери и птицы к ней не подобрались. А на обратном пути заберем. Отсюда до наших лошадей рукой подать. Намотаем шкуру на длинную жердь и понесем вдвоем.

– Прекрасно! – обрадовался Геррик. – Так и сделаем!

Все чувствовали себя превосходно. За исключением Андреаса, хотя он и пытался не подавать виду, что ему скверно, а радовался и смеялся вместе со всеми.

Он был сильно уязвлен. Как могло случиться, что самый храбрый разбойник Константинополя – а именно таким считал себя грек – в наиболее опасный момент, который мог стоить жизни всем искателям приключений, сплоховал?! Ведь он находился на высоком скальном козырьке, как раз над тем местом, под которым разворачивалась драма, – лев пытался загрызть франка.

Андреас успел достать из ножен свой парамерион. Что ему стоило прыгнуть сверху на спину льва и вогнать клинок под левую лапу зверя? А он струсил. Точнее, просто растерялся.

Ему доводилось видеть львов в зверинце василевса, но там они были, во-первых, за прочной решеткой, а во-вторых, казались не такими огромными и грозными, как царь зверей, который напал на рыцаря-франка. Просто большие кошки, не более того.

У страха глаза велики, как говорят мудрецы; в тот момент Андреасу показалось, что лев просто исполин, чудище из ада. Он достал меч, едва очутился в